17-го марта мы увидели этот остров; ветер сильно дуль от NO и так успешно подвигал нас вперед, что мы около полудня прошли пролив между островами Овайги и Муве. Оба эти острова принадлежат к высочайшим из всей группы; на остров Атой, самом крайнем к северу, подымаются три высокие горы, называемые Мон-Роа, Моно-Каап Моно-Моротай. Первая выше остальных и вечно дымится; она высотою 8,700 футов над поверхностью океана и находится на северо-восточной оконечности острова;потом следует, по величине, Моно-Каа, лежащая на южном концеи, наконец, Моно-Моротай—на северо-западном, недалеко от бухты Kиa-ракуа, знаменитой смертью Кука.

Когда мы прошли упомянутый пролив, около двух часов пополудни, и укрылись за остров Гавайэ, высоты его заслонило нам ветер, и мы совершенно заштилели. Стоя на одном месте, мы имели время рассмотреть прекрасные, очаровательные виды, представляемые этими островами. Сначала низменный берег в некотором отдалении начинает подыматься постепенно, доходя до высочайших гор, и переливаясь от самой темной зелени до светлой, пока она совершенно пропадает; вершины го рпредставляют глазу вид бесплодных скал, изрытых лавою, длинные остывшие потоки которой простираются местами до самого морского берега, где расположены дома или, лучше, шалаши туземцев, окруженные кокосовыми рощами, банановыми и хлебными деревьями. Словом, вид до того очарователен, что нельзя на него наглядеться. Слабый, иногда с берега подувавший, ветерок, приносил к нам благоухания; но нетерпение наше выйти на землю, которая в состоянии производить такие ароматы, было напрасно — ветер не допускал нас ближе к заливу Kиapaкya , почти единственному якорному месту около острова. Притом, полагая, что в селении того же имени или в ближайшем от него, называвшемся Тиататуа, найдём короля этих островов, нам и незачем было искать другого места, где бы можно было стать на якорь.

На другой день, то есть 18-го февраля ,нам удалось приблизиться к бухте на такое расстояние, что простым глазом могли мы различать людей, стоявших на берегу; но все-еще не могли мы достать лотом морского дна. У лейтенанта Лазарева была прекрасная собака, из рода ньюфаундлендов. Она по приближении к берегу беспрестанно лежала на сетке и с жадностью втягивала береговые благоухания; но наконец, видя себя так близко к берегу, не удовольствовалась этим, бросилась с борта в море и поплыла. Ни клики, ни брань не могли ее принудить возвратиться : она, с свойственною этой породе легкостью; плыла все далее и далее, не обращая на нас внимания. Посредством зрительных труб, мы, следовали за нею н видели, как она благополучно достигла берега, хотя мы были от него на расстоянии более 2-х миль.

«Открытие » находилось впереди нас, ближе к бухте Kиapaкya, и, пользуясь полосой ударяющего в паруса ветра, успело войтив бухту и стать на якорь, между тем как мы, штилюя, вертелись на одном месте, относимые только течением.

В таком положении находились мы до утра 19-го числа. Тогда увидели, что товарищ наш» опять снялся с якоря, и мы было уже стали отчаиваться выйти на берег; но вскоре «Открытие» подошло к нам и рассеяло наши опасения, сделав телеграф, что король, уже несколько времени назад, основал свою резиденцию на острове Вагу, имеющем превосходную гавань, и что по этой причине нам надлежало отправиться туда.

К 3-мчасам мы приблизились к малой бухте Тиататуаи совершенно заштилели; в это время увидели большую пирогу, сопровождаемую множеством малых, идущих к нам с берега. Вскоре они пристали к борту и к нам вышел на дек губернатор острова, дядя короля, известный под именем Мер-Адемса. Такой огромной человеческой фигуры мы не имели еще случая видеть: ростом он быль полных семь футов и соразмерно толст; он нам представился одетый в коричневом сюртуке, таком же нижнем платье и в круглой соломенной шляпе; впрочем он был без чулок и обуви ; по-английски изъяснялся он довольно-свободно; привез нам в подарок кокосовых орехов, бананов, ананасов, арбузов, патат или сладкого картофеля и таро, корня, составляющего главную пищу этих островитян, и о котором я ниже буду говорить подробнее. Матросы наши выменивали такие фрукты у других островитян на разные мелочи и моржовые зубы; но туземцы их не очень ценили и брали охотнее испанские пиастры, ценя их, впрочем, весьма низко. Они у нас пробыли до пяти часов. Тогда поднявшийся от 140 довольно свежий ветер заставил их удалиться, а мы к утру подошли к острову Вагу; но заштилев тут, принуждены были, провести ночь в море. После полуночи поднялся легкий SW ветер, с которым мы успел подойти к берегу, но штиль снова удержал нас в море, и мы должны были пробыть еще сутки под парусами, в виду покойной, прекрасной гавани.

21-го числа мы находились так близко от берега, что могли воспользоваться поднявшимся морским ветром, и войти в гавань ; но как она образуется из кораллового рифа, покрытого во время приливов водою и простирающегося широкою дугою от севера к югу—а мы знали, что вход находится только с этой последней стороны, то капитане наш, для безопасности, приказал, подняв на Фор-брам-стеньгекейзер-флаг и выпалив из пушки, потребовать лоцмана.

Вскоре мы увидели несколько пирог, гребущих к нам из гавани; на одной из них было два англичанина, матросы Ботл и Уорн. Первый, вышед на дек, отрекомендовал себя лоцманом его гавайского величества в гавани Ганаруро, и представил Урона в качестве ученика своего. Этот тот час воротился на берег, донести губернатору острова, по имени Поки, о приходе русского военного судна, и испросить позволение ввести его в гавань. Между тем ветер начал стихать и Ботл решился, не ожидая ответа ввести нас, тем более , что отказа ожидать было нельзя.

С помощью буксира, мы благополучно прошли проходе, который не шире ста сажень и бросили якорь на глубине девяти сажень, прямо против крепости Кагуманна, которая нам тотчас отсалютовала восемью выстрелами, и получила столько же в ответ на свое приветствие.

Вскоре после нас вошло «Открытие» и было встречено тою же почестью.

 Крепость Кагуманна, названная так по имени мачехи царствовавшего короля, построена не у входа, а на низменном берегу, против самой середины гавани, и состоит из квадратного редута с низким земляным валом, на котором поставлены тридцать два чугунных орудия разного калибра, начиная ото 12-ти-фунтовойпушки до 48-ми-фунтоваго единорога; все они стояли на морских лафетах.Инженер, строивший эту крепость, видимо был из туземцев, ибо для нее нельзя было избрать худшего места. Берег, на котором она стоит и самый вал, так низки, что ядра, с самого малого военного судна могли без труда сбить орудия с лафетов, и заставить их молчать.

Гавань Ганаруро одного имени с селением за крепостью, простирающимся вдоль берега, не очень-велика, и может вместить не более пятидесяти, судов, но очень покойна. Коралловый риф, защищающий ее от морской зыби, оставил столь узкое отверстое, что зыбь во внутрь не может проникнуть, тем более, что проход находится на западной стороне острова, а в тропиках где господствуют пассатные ветры, волнение обыкновенно идет от востока. Эта природой созданная гавань — единственная по всей группе гавайских островов, и так как она образовалась от кораллового рифа, которые обыкновенно постепенно разрастают, то проход должен со временем закрыться, и тогда мореходцы лишатся покойного, прекрасного места, для отдыха и запаса свежею провизиею и водою. Некоторые старики из туземцев помнили, что проход был втрое шире тогдашнего. Берега, до гор, составляющих, внутренность острова, представляются в виде наклонной долины, покрытой вечною зеленью, окраенной около самой воды узкою песчаною полосою, за которою полукружием расположено селение Ганаруро, состоящее из шалашей туземцев и двух домов, построенных на европейский манер. Один из этих домов, лежащий прямо против пристани, построен американскими купцами, в два этажа, из досок, и продан королю; но король сам не живете в нем, и отдал его мачехе, Кагуманне; в верхней этаже ее покой, а внизу помещается придворный штат. Другой дом , лежащий на северо-восточной, оконечности селения, каменный, окруженный такою же стеною, вышиною в 6 футов, принадлежал одному испанцу, там поселившемуся, по имени Марини. Дома, или лучше шалаши островитян, расположенные без правила, то по нескольку вместе, то по одиночке, построены в виде домовой кровли из жердей, прямо на землю поставленной, покрытой длинною травою. Оконные отверстия находятся в редких шалашах, за то почти каждый имеете двое дверей, с противоположных сторон шалаша; двери завешаны только циновкою; шалаши у простого народа величиною от 2 до 4 квад. саж.; королевские и те, которые принадлежат его вельможам, гораздо просторнее и имеют до двадцати квадратных сажень. Внутренность этих шалашей у всех одинакова; то есть, пол, покрытый весьма чистыми узорчатыми травяными циновками, имеет в одном конце возвышение, которое отделяется от остальной части шалаша занавесом из того же материала и служит спальною; вся разница королевских, шалашей от простонародных, состоит в том, что стены в королевских, обшиты циновками. Селение кажется весьма большим, потому что у самого бедного сандвичанина должны быть два шалаша — один для него и сыновей, а другой для жен и дочерей; король же и вельможи имеют для каждой жены и дочери особый шалаш.

Вправо от селения, в расстоянии трех верст, около самой подошвы гор, американские миссионеры из секты моравских братьев основали, с дозволения еще покойного короля Тамеамеа 1-го, свое жилище; состоявшее тогда из двух небольших дощатых домов со службами и из большого шалаша, в виде дома построенного и служившего церковью.

Прямо за селением начинаются плантации жителей. В нихъ они садят сахарный тростник, пататьи или сладкий картофель, достигающий величины человеческой головы и имеющий приторно-сладкий вкус, арбузы, дыни, ананасы и, европейцами привезенные, огурцы; но главный предмет, разводимый ими — корень, называемый таро, и иньямы—весьма сходные между собою как наружным видом , так и вкусом. Таро, корень похожий видом в величиною на нашу брюкву, с тою только разницею, что имеет черную наружную кожу и белую как снег внутренность: он любит мокрую, болотистую почву, почему разведение его сопряжено с большими трудами. Посеяв таро, жители обносят место земляным валом, который для большей прочности одевают дерном и проводить туда, из близь текущей речки, воду, которую по испарении возобновляют. Один раз засеяв такое место, не нужно повторять посевы после каждого сбора плодов; выдернув корень отрезают его от листьев, оставляя небольшой кусок плода при зелени так, чтоб листья могли держаться не распадаясь, и втыкают их назад в то же место : через три месяца корень возобновляется, и опять может быть отрезан. В хорошем грунте и при бдительном присмотре, процессию эту можно повторять до десяти раз. В пищу корень употребляют следующим образом: обмыв в морской воде, кладут корни, завернутые, каждый особо, в банановые листья в ямы, в земле вырытые, булыжником обложенные и раскаленные, закрывают их раскаленными же каменьями и засыпаюсь яму землею; чрез несколько часов корни иссекаются; тогда очищают их от кожи и растирают в корытах, разбавляя тесто горячею водою до тех пор, пока из него сделается кисель или, лучше, масса, на разведенный крахмал похожая; тогда корень готов и употребляется туземцами при всяком другом кушанье как хлеб. Этот корень имеет странное свойство: не  печеный, а вареный, производит нестерпимую жгучую боль во рту и в горле : чтобы избегнуть этой жгучести, его надо варить раза три, давая ему сначала всякий раз остыть; таким образом приготовленный, потом разрезанный на пластинки и поджаренный в масле, корень этот составляешь весьма приятную и здоровую пищу. Иньямы не имеют этого свойства, и потому островитяне не так любят их; иньямы не могут быть обращены посредством растирания в кисель.

Кроме этих овощей, туземцы во множестве разводят каву или аву, давно известную из описаний других путешественников; но теперь употребление ее выходит уже из обыкновения, особенно между простолюдинами, и только одна знать пьет из нее приготовленный напиток.

Из фруктов здесь водятся: кокосовые орехи, бананы, пизанг, хлебный плод, апельсины, лимоны и виноград. Последние три сорта завезены сюда за несколько перед этим лет и растут очень успешно, кроме винограда, для которого, хотя он испанцем Марини рассажен в тени, климат слишком тепел.

Относительно царства животного, нет страны беднее этих островов; впрочем, это свойство общее со всею Океаниею. Из  четвероногих есть там крысы и мыши ; из домашних животных туземцы имеют свиней, коз, собак и кошек: последние завезены со времен открытия островов; а в недавнем времени привезены лошади, рогатый скот и овцы.

Источник:Отечественные записки 1849, № 12.